Новый Европейский Театр
Новый европейский театр - что это? Поколение? Стратегия? Общие эстетические позиции? Есть ли он вообще, или он растворен в нерасчленимой массе театральных будней?
На этот вопрос попытался ответить первый фестиваль "N.E.T.: Новый Европейский Театр", который прошел в Москве в ноябре 1998 года. Сегодня второй фестиваль продолжает эти размышления в связи с вполне конкретной и значимой для всего мира, но особенно для Восточной и Центральной Европы, датой - 10-летием падения Берлинской стены. В отличие от их предшественников, создавших поколенческий театр на рубеже 60-70-х годов, нынешний молодой театр трудно объединить в единую генерацию. Они и в самом деле разные - эти ранние мастера, умеющие в свои 30 строить самые невероятные сценические конструкции и оперировать всевозможными театральными стилями. Иногда они создают и весьма скромный, почти "бедный" театр. В них меньше пафоса, пламенности, больше скепсиса и формальной изысканности. И все же... есть, есть что-то, объединяющее их в этом "новом" театре. В России им предшествовали режиссеры-эстеты и экспериментаторы, связанные с кругом ассоциации "Творческие мастерские". Они были явным поколением и проявились ярче всего к началу-середине 90-х годов. Но они не смогли тогда найти свою широкую публику. Те, кто наследует им в ситуации конца 90-х годов, пытается найти связь со своим поколением, даже если им это невероятно тяжело.
В конце концов, их объединяет ненависть к притворному театру. Страсть к подлинности существования - это их тайный, а иногда и явный внутренний мотив.
Смотрите, как у Виктора Шамирова в спектакле "Ничего особенного" существуют актеры, так же как и у молодой Ольги Субботиной, в спектакле "Шоппинг & Fucking" - стараясь избежать всякого притворства. Евгений Гришковец, который играет на нашем фестивале свой второй спектакль "ОдноврЕмЕнно" (после уже легендарного, нашумевшего "Как я съел собаку" на фестивале прошлого года). Его мания - запечатлеть подлинность мгновения, все нюансы человеческого чувства. В отличие от своих российских товарищей по поколению он одержим страстью к манифестам, которые необычайно серьезны, несмотря на свою игровую форму. Себя он называет "новым сентименталистом". Да, потому что их предшественники не хотели или не могли воспользоваться этим правом европейского человека выражать свои - и только свои - чувства.
Нежность - то качество, которое они вдруг позволили себе. Не во всех спектаклях нашего фестиваля вы это увидите. Но те, кто смотрел спектакли молодой венгерской труппы из украинского города Берегово, поставленные ее руководителем Аттилой Виднянским, мог увидеть это воочию. Это есть и у Гришковца, и у молодой танцевальной группы умудренного Геннадия Абрамова, который представит спектакль "Кровать", и у болгарина Стояна Камбарева в его спектакле "Черная дыра". Поляк Гжегош Яжина предпочитает более театрализованный стиль существования. Он называет себя разными именами в каждой новой работе. Дебютантка Сильвия Торш (под этим именем он поставил спектакль "Магнетизм сердца" в варшавском театре "Розмаитошти") так же пробует себя на стезе сентиментализма.
Мы хотим нового, на пороге миллениума мы заклинаем бога новизны. Но наши молодые не боятся иногда быть очень традиционными. Время сдвинулось и приобрело новое качество - все присутствует во всем. Никто до них так сильно этого не чувствовал. Новый театр не пренебрегает и массовой культурой. Здесь, если уж не могут добиться подлинности, то предпочитают играть с холодной головой, сохраняя расстояние между актером, персонажем и ролью.
Наш коллега из Польши Петр Грушчинский писал для нас в прошлом году:
"Мне нравится новый театр, его чутье на повседневную реальность нашего времени, в которой "более молодые" пытаются заново выстроить мифы, заново обрести символы, создать поэтику, способную дать право на жизнь театральной мудрости и поддержать пошатнувшийся и разъеденный коммерцией авторитет театра".